Андрей Владимирович Иванов. Западная Монголия — узловой регион Евразии.

ИНФОРМАЦИЯ О МОНГОЛИИ

Западная Монголия — узловой регион Евразии
 

Андрей Владимирович Иванов, доктор философских наук, профессор кафедры философии Алтайского аграрного университета (г. Барнаул), вице-президент краевого общественного фонда «Алтай-21 век». Автор трех монографий и около ста научных статей по проблемам теории познания, культурологии и геополитике. Постоянный автор журнала «Москва»
.

Великие степи Монголии соприкасаются своим северо-западным крылом с сибирскими землями России в районе Алтайских гор. Сам Алтай служит как бы естественным порубежьем между юго-западной Сибирью и Центральной Азией. Российский Алтай, в основном лесной и пересеченный высокими хребтами, уже в районе Чуйской степи (Горный Алтай) начинает приобретать отчетливый горно-степной облик: пустынный, величественный и суровый. Западная Монголия — это в основном бескрайние каменистые высокогорные степи с миллиметрами плодородного гумусного слоя и вечными мерзлотами на глубине нескольких метров. Здесь бесснежные и морозные зимы, а весной возможны фантастические перепады суточных температур, доходящие порой до –40 градусов. Удивительно, как люди научились здесь выживать. Аналогом местных условий могут быть только северная тундра и Тибет. Но высокогорье, пожалуй, даже суровее тундры. Снега здесь почти нет, а сильнейшие ветра дуют круглый год, особенно в январе. Среднегодовая зимняя температура (–22о); летняя (+15о). Дождей, которые выпадают в основном в начале лета, крайне мало (около 100 мм в год). Снег накапливается лишь в долинах, если только выпадает, а к февралю–марту почти полностью испаряется под жгучими лучами горного солнца. Впрочем, в 2001–2002 годах снега в горах Западной Монголии было очень много, и это привело к массовому падежу скота, который не смог добыть траву из-под снежного покрова. В такие годы сначала гибнет молодняк, потом коровы, лошади и овцы, а в последнюю очередь — неприхотливые монгольские яки. Вид павших животных, разбросанных тут и там по всей степи, — одно из самых печальных зрелищ, которые мне когда-либо доводилось наблюдать.
 

На перевалах же снег лежит до самого лета. Там можно запросто попасть в лютый высокогорный буран в мае–июне и в сентябре–октябре. Поразительно ощущение морозной свежести на монгольских высотах. Иногда кажется, что таким обжигающе чистым воздухом дышали наши далекие предки — там, в начале всех исторических времен и дорог. Удивительно, как с монгольских перевалов воспринимается пространство. Оно разительно контрастирует с привычным городским замкнутым окоемом и даже с сельским равнинным ландшафтом. Возникает ощущение, что здесь перед человеком нет никаких искусственных границ и пределов. Горный пейзаж беспределен, вечен и мудр, он распахнут на все четыре стороны и не противостоит человеку как нечто внешнее, чуждое и холодное. Совсем наоборот: это понятная и близкая беспредельность, куда ты вселен естественно и органично (не отсюда ли и мудрое русское слово «вселенная»?) и где видно, как вечное небо соприкасается с вечной Землей. Здесь ты понимаешь, что уйдет в небытие вся современная безумная техническая цивилизация со всеми ее атомными реакторами и компьютерами, могут кануть в лету и все живущие ныне племена, но эти горы и ущелья как стояли, так и будут стоять до скончания времен.
 

Испокон веков в Западной Монголии существует и единственно приемлемый способ хозяйственной деятельности — отгонное пастбищное животноводство, когда в течение года скот кочует по вертикали гор, поднимаясь летом к зоне альпийских лугов, а зимой спускаясь в речные долины или откочевывая на высокогорные бесснежные плато типа знаменитого плоскогорья Укок на границе четырех стран (Китая, Казахстана, России и Монголии)1. Заслуживает глубочайшего уважения этнос, который освоил эту тяжелейшую экологическую нишу, сохранив вплоть до последнего времени почти девственным природный ландшафт и почти нетронутыми залежи полезных ископаемых, а тем самым — и экологический (хозяйственно-производительный, рекреационный и стабилизирующий) потенциал монгольской биосферы.
 

Западная Монголия до сих пор славится популяциями барса, улара, горного барана — аргали и горного козла — тэкэ. На ее великих озерах во время весенне-осенней миграции находят приют сотни видов перелетных птиц, а в водах живут реликтовые виды рыб типа османа. Название же известной сибирской рыбы хариус отсылает к одноименному названию крупнейшего озера Западной Монголии — Хара Ус, что буквально переводится с монгольского как «черная вода».
 

Однако Западная Монголия — это не только уникальный растительный и животный мир высокогорных степей и пустынь, но и гигантские природные «легкие» всего Евроазиатского материка. Зимне-летние атмосферные потоки текут над ней в противоположных направлениях. Зимой они вливаются из промышленных районов Сибири в холодный монгольский регион, летом же, очищенные и преображенные, выдавливаются обратно теплым столпом воздуха, стоящим над монгольскими степями.
 

Здесь живут люди с сильным и суровым характером. Но эта суровость не есть ни бесчувственность, ни грубость. Душа монгола тонка и поэтична. Кочевники поют песни долгие и протяжные — в них музыка степного ветра, цокот конских копыт и озерный переплеск волн. Долгая песня и эпический стих сопровождают монгола при дальних кочевых переходах. Возможно, героический эпос и есть по преимуществу творение кочевников, ведь и русский богатырский эпос связан со сторожевой охраной степных пространств. Изумительна по своей ладности и монгольская кочевая одежда, словно созданная для экранизации эпических кочевых сказаний: это яркий и теплый, но не душный халат (дэлэ), монгольская теплая островерхая шапка, традиционные сапоги (гутул), очень удобные для верховой езды и сидения на корточках.
 

Суровость климата, гигантские расстояния и редкая заселенность приводят к тому, что монгол превыше всего ценит своего коня («морь» по-монгольски). От этого порой зависит его жизнь. Топот и бег скакуна — в этом движении скрыты для монгола-кочевника великая красота и гармония. Даже автомобиль не вытеснил полностью этого вечного друга и спутника номада. Легендарны выносливость и верность монгольского коня. На скачках во время наадама («три игры мужей») дети 7–9 лет скачут по 30 километров на неподкованных лошадях, без стремян и седел по каменистой степи. Европейская или арабская скаковая лошадь здесь сломала бы ногу на первом километре. Монгольский же конь не знает усталости. Ему посвящено столько стихов и песен. Традиционный тип монгольской лошади сохранился в диких степях Западной Монголии практически неизменным. Белый конь в черных яблоках, которого часто можно встретить вольно пасущимся среди монгольского безлюдья, живо напомнит о боевых конях чингисхановских туменов, а лошадь белой масти — о знаменитом стаде белых кумысных кобылиц монгольского хана Хубилая. Здешняя лошадь прекрасно адаптирована к суровому горному климату, равно как овцы, коровы и сарлыки (яки). Они сами добывают себе зимой корм из-под снега, разрывая его копытами, и безошибочно находят дорогу к дому, когда время близится к вечеру.
 

Скот нашей средней полосы здесь пал бы к концу недели, если не раньше, при таком питании и холоде. Одно из потрясений всех, кто приезжает в Монголию: как такая редкая и чахлая травка среди каменных россыпей может кормить одновременно столько скота? Одна из причин такой питательности — поразительная энергоемкость флоры высокогорья и наличие в ней большого количества микроэлементов. Известен любопытный опыт. Пару облученных радиацией крыс из одного помета кормили — одну обыкновенной говядиной, другую мясом монгольского яка. Та, которую кормили говядиной, вскоре погибла, а на второй все раны не только зажили, но она сумела дать полноценное потомство. Кстати, любопытно, что алтайский як в среднем на 10–15 см выше в холке, чем его центральноазиатские сородичи, да и улар, горный баран (аргали) и козел тэкэ по размерам превосходят своих сородичей из других горных областей Центральной Азии. Тайна такого свойства Алтайских гор пока до конца не разгадана. Думается, что науке здесь суждено сделать еще немало удивительных открытий, хотя экологический и рекреационный потенциал алтайского высокогорья уже ценится во всем мире, а в будущем будет цениться еще выше. Особенно если учесть кризис европейского животноводства — всякие там эпидемии «коровьего бешенства» и т.д. А как ему не быть, если травоядных фактически превратили в плотоядных, пичкая их гормональными препаратами и всякими мясными добавками из собственных потрохов. На этом фоне ценность первичных биосферных ресурсов и здорового генофонда будет неуклонно возрастать. Его в настоящий момент важно только сохранить, а не растратить понапрасну, польстившись на сиюминутные экономические выгоды. Не исключено также, что особый энергетический потенциал алтайской воды, воздуха и биоты в немалой степени зависит от особого сочетания подземных и космических излучений разной природы, интенсивное научное изучение которых только-только разворачивается на Алтае.

Специфика кочевого быта и миропонимания

Необходимо сказать несколько слов об изумительной адаптивности и калорийности питания монгола. Здесь попросту невозможно вегетарианство, и, честно говоря, для побывавших в Монголии как-то странно выглядят интеллигентские стенания о недопустимости убиения животных. Кочевник вегетарианцем не может быть по определению. Это означало бы если и не его голодную смерть, то стопроцентное физическое истощение точно. Копченый над очагом сырчик (аргуул), пенка-масло из верблюжьего молока (урум), копченое мясо, заготавливаемое впрок осенью, лепешки-бурсаки, обжаренные в животном жире и способные храниться в долгих переходах, кумыс и чегень (молочное пиво) — без всего этого монгол попросту не смог бы выжить в экстремальных природных условиях. Свежего мяса семья практически не ест с ноября вплоть до июня–июля, ибо только к этому времени скот успевает нагулять жир после суровой зимы.
 

В целом монгол чужд всяких гастрономических излишеств. Он заготавливает и потребляет ровно столько пищи, сколько может съесть. Европейцы всегда говорили, что это — типичный аскетизм нищеты, от которого надо избавляться. Сегодня следует признать, что такому разумному аскетизму, похоже, просто нет альтернативы в условиях глобального кризиса современной техногенно-потребительской цивилизации и неуклонного истощения природных ресурсов. Безудержное материальное потребительство пришло в неразрешимое противоречие с возможностями биосферы его удовлетворить. Или мир станет аскетичным, или его не будет вовсе — вот дилемма, стоящая сегодня перед человечеством, но, похоже, она оказалась давным-давно разрешенной вроде бы отсталым монголом-кочевником.
 

Эталон разумного материального ограничения и рационально устроенного быта — это традиционная монгольская юрта. Более оптимального и эстетичного жилья в степных безлесых пространствах никто пока еще не смог придумать. Юрта — это не просто жилище, но и целая философская модель мироздания, четко фиксирующая низ и верх, центр и периферию в структуре мирового целого и в человеческом бытии. Вход юрты всегда ориентирован на юг, а алтарная часть, с реликвиями, — на север. Очаг— священная центральная часть юрты, где горит огонь и готовят пищу. Левая сторона от входа — мужская; правая — женская. «В мужской половине юрты, — пишет известный монголовед Н.Л. Жуковская, — хранится скотоводческий и охотничий инвентарь (седло, ружье, кнут, приспособления для таврения скота, бурдюк с кумысом и т.д.), который имеет отношение к специфике мужского труда у кочевников. На женской половине — хозяйственная утварь (чашки, чайники, пиалы, ведра), шкафы, запасы продуктов, женское рукоделие, ящик с аргалом для очага и т.д.»2. Приехавшие гости всегда располагаются во внутреннем пространстве юрты в соответствии со своим половым и социальным статусом. Чем выше ранг гостя, тем ближе сидит он к ее северной части с правой или с левой стороны. Белая сферическая юрта всегда органично вписана в ландшафт, составляя с ним одно неразрывное целое, в отличие от европейских каменных и квадратных домов, являющих в пустынном степном ландшафте нечто глубоко искусственное и инородное. Квадрат и так-то нигде не встречается в природе, а уж в островерхих горах тем более. Одно из самых антиэстетических впечатлений от моих поездок в Западную Монголию — пятиэтажные серые и убогие «хрущовки» в городах Баян-Ульгий и Ховд. Это, пожалуй, один из немногих неудачных образцов советско-монгольского сотрудничества.
 

Многодетность и прочность монгольской семьи, живущей в экстремальных условиях, заслуживает особого разговора. Монголы однажды по-доброму высмеяли нас и даже шутливо подвергли сомнению нашу мужскую состоятельность, когда узнали, что у нас с моим другом два и, соответственно, один ребенок. Любовь к детям соседствует здесь с суровостью воспитания. Дети помогают отцу и матери с детства, благо большое хозяйство предоставляет для этого все возможности. Глава семьи руководит сыновьями, мать командует невестками. Отделяется и обзаводится своей юртой чаще всего старший сын, а младшие живут с родителями долго, особенно у монгольских казахов. Основная работа по дому выполняется женой младшего сына. В семейных отношениях царят безоговорочное послушание старшим и взаимное уважение. Это как бы та естественная половозрастная иерархия, где невозможны конфликт поколений и резкий разрыв с традицией, хотя, конечно, и здесь в межчеловеческих отношениях случается всякое. На дальних кочевьях монголы любят фотографироваться семьями, потом такие снимки бережно прикрепляются в сакральном северном углу юрты. Это — элемент памяти рода, наглядное звено, скрепляющее цепь поколений и не дающее распасться на изолированные звенья ни роду, ни племени, ни целой стране. Уважение к старшим и к крепости человеческих личных уз — воистину та старая и добрая традиционная мудрость, которая во сто крат лучше глупой инновации.
 

Что особенно поражает в путешествиях по бескрайним западномонгольским степям, где параллельно идут десятки дорог и где так легко свернуть в незнакомый распадок или ущелье, особенно в темное время суток, так это извечная и искренняя готовность кочевника помочь товарищу в экстремальной ситуации. Здесь не бросят в беде, ссылаясь на занятость, и не возьмут деньги за оказанную помощь. Разве что выпьют по чарке за дружбу да стрельнут у русских сигаретку. Здесь еще ценят верность и искренность. Много раз со стыдом слышали мы старую русскую пословицу из уст наших монгольских друзей, что «старый друг лучше новых двух». Сколько раз выручали нас совсем неизвестные люди, когда во время путешествий мы сбивались с пути, как вытаскивали они на своих лошадках наш «уазик» из зыбучих песков, как поили нас, усталых и озябших, традиционным монгольским чаем с молоком и маслом, живо интересуясь, когда все же русские поймут, что нет у них друзей более давних и верных, чем монголы.
 

Западные монголы — ойроты — народ древний, имперский. Они прирожденные охотники и воины. Сама Западная Монголия — наглядное свидетельство этих великих древних переселений народов. Ее пространства помнят огромные полчища скифов, гуннов и тюрок. Ее доныне населяют многие тюркские и монгольские этносы (казахи, дербеты, захачины, торгоуты, урянхайцы, алтайцы, халхи), а также этносы, явно несущие в себе примесь арийской крови, типа мянгадов и олетов. Мир между племенами Ойротии не в последнюю очередь определяется именно этим ощущением единства исторических евразийских корней.
 

Поразительна и глубина монгольской исторической памяти. Тут встретишь палеолитические и неолитические памятники, могильники и оленные камни эпохи бронзы и раннего железа, принадлежащие афанасьевской (3-е тыс. до н. э.), карасукской (2-е тыс. до н. э.) и скифской культурам, а также многочисленные памятники гуннской, тюркской, уйгурской и древнемонгольской кочевых цивилизаций. Здесь сохранилось множество древних петроглифов и каменных стел с руническими письменами. Лишь малая часть этих исторических сокровищ сегодня детально описана и изучена. До сих пор есть места, где не ступала нога археолога. Фактически каждая долина Западной Монголии — это небольшой музей под открытым небом. Весьма желательно было бы в ближайшее время включить ряд территорий Западной Монголии в Список всемирного культурного и природного наследия ЮНЕСКО. Напластования прошлой исторической жизни удивительным образом продолжают жить в одежде, легендах, песнях и играх современных монголов. Узор на войлочном ковре уходит корнями в символику первобытных охотников; данное ребенку имя непосредственно ассоциируется с древним солнечным культом бога Тенгри. Танец орла, который исполняет монгольский борец до и после поединка, отсылает к древним кочевым ритуалам. Обо — насыпь из камней на вершине перевала— живо напомнит вам о том, что здесь до сих пор чтят первозданные силы природы и предпочитают не ссориться с духом данной местности.
 

Среди монголов особым уважением пользуются выдающиеся борцы-богатыри и стрелки из лука, а победители общемонгольских соревнований входят в золотую летопись великих людей своей земли. Но не только физическую силу, ловкость и выносливость чтит монгол-кочевник. Удивительно, но в «отсталой» Монголии регулярно проводятся аймачные и общемонгольские конкурсы поэтов, собирающие гигантские аудитории. Победителей и призеров этих конкурсов чествуют почти как национальных героев. Ими гордятся аймаки и сомоны (аналог нашего района), им стремится творчески подражать молодежь. Это вам не Алла Пугачева, щеголяющая своими нарядами, «мерседесами» и пошло агитирующая ради сохранения своей тусовочной кормушки за «всенародно избранного президента». Какой урок, кроме пошлости и продажности, может дать российскому молодому поколению вся эта разложившаяся московская богема? А вот монгольская художественная интеллигенция пока еще может. Разве все это не показатель все того же общего здоровья духа? И разве этому не следовало бы поучиться изрядно поистрепанному жизнью «старшему брату»?
 

Особая статья разговора — буддийские верования монголов. Буддизм гармонично вошел в их жизнь, сросшись с местными обычаями, культом духов горных ручьев, вершин и перевалов. Он усмирил и облагородил воинственный чингисовский дух монголов, приобщил его к сокровищницам индийской, тибетской и китайской традиционных культур. Удивительно, насколько близкими друг другу по своим нравственным ориентирам оказываются буддизм и православие, несмотря на все догматические и культовые расхождения. А как поразительно схожи православная икона и буддийская танка — по цветовой гамме, по композиции, по жестам рук у изображенных на них персонажей! Нас еще ждут здесь выдающиеся открытия, свидетельствующие о близости подлинных духовных путей, которые чем выше, тем больше обнаруживают сходства между собой. Религиозная вражда и поношение — удел душ неглубоких и потому подвластных соблазну сектантства. Истинный же дух знает, что в «доме Отца обителей много», а собственную духовную правоту надо подтверждать прежде всего благими делами.
 

Сейчас буддизм постепенно восстанавливает свое былое положение в Монголии. Заново отстраиваются монастыри. Хотя буддизм — одна из самых миролюбивых религий, бывали случаи, когда ламам приходилось сражаться. Таков тибетский лама Галдан Бошокту, хан, сменивший желтые одеяния монаха на панцирь воина в конце ХVII века. С именем Галдана связан высший взлет монгольской государственности после крушения монгольской империи. Враждовавшие ойротские племена тогда объединились, дабы вместе противостоять безжалостной китайской экспансии и обрести независимость. Непростые отношения были у России с ойратской Джунгарией в ХVII веке, но хан Галдан не воевал с Россией. Главной угрозой для него всегда были именно китайцы. В конце концов Галдан был сокрушен китайскими ружьями и пушками, и лишь бегство в пределы России спасло тогда алтайцев и западных монголов от полного истребления. В сущности, и весь ХIХ век, когда Монголия официально находилась под властью Циньского Китая, метрополия безжалостно эксплуатировала население и природные ресурсы своей северо-западной колонии. Инакомыслие и сопротивление оккупантам подавлялись безжалостно. В центре города Ховда, столицы Западной Монголии, стоит памятник Аюшу— легендарному борцу против маньчжуров, выдержавшему три степени маньчжурских пыток. Выдающийся русский ученый и путешественник Г.Е. Грумм-Гржимайло, автор фундаментального трехтомного труда «Западная Монголия и Урянхайский край», прямо отмечал, что Китай в ХIХ веке довел Монголию до крайней степени нищеты и деградации3 . Особенно бесчинствовало китайское чиновничество. Не случайно ойроты поднимали многочисленные восстания и испокон веков предпочитали русских китайцам, видя в них родную евразийскую кровь. Были, конечно, конфликты, военные столкновения и трения с русскими, но они носили существенно иной характер, чем конфликт с китайцами. Те вели войну чаще всего на полное порабощение, а в случае сопротивления — на полное уничтожение. «На устах мед, на сердце лед»— такой поговоркой характеризовали китайцев жители Западной Монголии. Русские же, даже преследуя корыстные цели и бессовестно обманывая доверчивых кочевников, никогда не высказывали к ним презрения, не унижали их национального достоинства.
 

Поразительно, но в Монголии совсем не чувствуешь себя за границей, как, например, чувствуешь себя чужаком в сытой и внешне гостеприимной Европе. Трижды прав Ф.М. Достоевский: чем больше мы, русские, стремимся походить на европейцев, тем больше они не считают нас за своих, и более того — откровенно презирают. В Монголии же чувствуешь себя естественно и комфортно. Нет ощущения своего инородства и неуместности, словно окружающие исповедуют сходный с тобой стиль жизни и общность ценностного истолкования мира. Это, пожалуй, главное чувство в русской душе.
 

И разве искренние симпатии между народами не выше всяких коммерческих и политических выгод? И напротив, разве чувство дружбы и духовного родства не образуют подлинного фундамента в политических и торгово-экономических отношениях? И разве истинные друзья добиваются каких-либо материальных выгод и односторонних преимуществ? И разве именно такие — бескорыстные— отношения не являются безусловно высшими и самыми дорогими для человеческого сердца? И вообще, все ли можно оценить в деньгах, ведь наиболее ценные вещи в этом мире — вне отношений купли–продажи и никак не могут быть выражены в денежном эквиваленте. Это любовь и радость материнства, творческое вдохновение и чувство гордости за свое отечество, удовлетворение от качественно исполненной работы и наслаждение красотой природы.
 

Не учат ли нас русско-монгольские отношения тому, что любая попытка сыграть на понижение, заменить высшее низшим, вечное сиюминутным, бескорыстное прагматическим — рано или поздно подорвет и само это низшее и опровергнет, казалось бы, самый беспроигрышный материальный расчет?
 

Понимая значение исконно дружеских связей между Россией и Монголией, вот что писал бийский купец Васенев, один из самых успешных и просвещенных русских купцов в Монголии начала ХХ века, о задачах российской политики в Алтайском регионе: «Крайне желательно открытие русско-монгольских школ в Монголии, организация там медицинско-ветеринарной помощи. Это, несомненно, встретит горячее сочувствие со стороны местного населения. Русское правительство не должно относиться безучастно к событиям в Монголии. Чувствуется необходимость вмешательства в дела этой страны. Многолетнее существование многолетней торговли в Монголии дает нам право на такое вмешательство. Необходимо создать между Россией и Китаем государство-буфер. Во всех отношениях удобнее иметь соседом мирную пастушескую страну, к нам расположенную, чем враждебно настроенных китайцев»4. Какой широкий взгляд у, казалось бы, сугубо прагматически ориентированного человека! Это ли не эталон государственного мышления для современных предпринимателей?
 

Надо отдать должное советской власти, как бы кто к ней ни относился: заветы купца Васенева она воплотила полностью. Но то, что было сделано русскими людьми за 200 лет мирного взаимодействия с монголами, оказалось пущенным коту под хвост всего-то за 5–8 лет так называемой «перестройки», а на самом деле — откровенного предательства российских национальных интересов со стороны ельциных, горбачевых, шеварднадзе, черномырдиных и козыревых. Это было самое настоящее и откровенное предательство в самом худшем смысле этого худого слова.

Перестроечное предательство

В Монголии сегодня совершенно немыслимые цены на электричество, установленные РАО ЕЭС. Отключения электричества в Ховде и Баян-Ульгии вплоть до последнего времени были совершенно нормальным явлением. Света не было даже в роддомах. Если бы почти не поголовное знание монголами устройства двигателей внутреннего сгорания и разнообразных дизель-генераторов, функционирующих по всей стране, то Монголия была бы типичной «страной во тьме». Заметим, что самые экономные и продуктивные дизель-генераторы на этом беспросветном фоне бесплатно поставлены в каждом сомоне Западной Монголии сметливыми и предприимчивыми японцами. Бесплатно, в обмен на право вести неограниченную разведку недр. Японцы понимают и отстаивают свой государственный интерес, увы, гораздо последовательнее России «абрамовичей» и «чубайсов». Вовсю сегодня идут разговоры и о планах строительства японцами трансазиатской железной дороги через Монголию и Среднюю Азию и через нее в Европу в качестве альтернативы российскому Транссибу.
 

Просто неприличная ситуация творится с образованием. При огромном количестве русскоязычных учебников в библиотеке Ховдского филиала Монгольского государственного университета (правда, старых изданий, в основном до 1990 года) там, вплоть до последнего времени, не было ни одного российского преподавателя, стажера или студента. А вот американцы, немцы, японцы, китайцы и даже швейцарцы весьма активно работают в Ховдском госуниверситете. Ясно, что выполняют они там отнюдь не одни только педагогические функции. Самый престижный лицей в населенном казахами городе Баян-Ульгии — турецкий колледж, функционирующий уже 10 лет, где ежегодно по принципу интерната обучается несколько десятков казахских детей. Летом они за мизерные суммы посещают Турцию (так сказать, метрополию), а после окончания колледжа имеют право практически без экзаменов поступить в любой, самый престижный, вуз Турции. Какая казахская элита формируется там — нетрудно себе представить!
 

В годы перестройки произошел почти полный уход России с монгольского рынка. В той же Западной Монголии до минимума сократился вывоз мяса, шерсти и пуха в Россию (традиционные статьи монгольского экспорта), а плата за энергоресурсы (традиционная статья монгольского импорта из России), о чем мы уже говорили, баснословно возросла. Иррациональная внешнеэкономическая политика с нашей стороны (огромные таможенные сборы, плата за визы, проволочки на границе, разного рода сомнительные санитарные запреты) сделала (и, увы, делает до сих пор!) во многом невыгодной для монголов торговлю с Россией, и тем более невыгодной организацию совместных российско-монгольских предприятий. С Китаем же, где существует режим наибольшего благоприятствования для приграничного торгово-экономического сотрудничества, напротив, торговля для монголов оказывается весьма выгодной, при всем их весьма настороженном отношении к китайцам.
 

В результате подавляющее большинство товаров на рынках Ховда и Баян-Ульгия сегодня китайского производства, основные держатели капиталов — также китайцы. Они монопольно диктуют цены монгольским производителям на пух и шерсть. Вся добыча золота здесь (а его запасы немалые) ведется теми же китайцами, причем самыми варварскими с точки зрения экологии методами. Даже рынок автомобилей и муки вплоть до последнего времени полностью контролировали китайские торговцы, и лишь в самое последнее время качественная алтайская мука вытеснила китайскую, а китайские автомобили начисто проиграли конкурентную борьбу нашим УАЗам.
 

Показательно, что по свидетельству многих монголов, торгующих с Китаем, на китайской таможне дают свободно вывозить из Китая любые промышленные товары, но вот при их ввозе в Китай (в отличие от ввоза сырья) экспортер сталкивается с таким комплексом рогаток и фильтров, которые порой невозможно преодолеть. Опять-таки можно вспомнить слова русского купца Васенева, что, «припоминая такие факты, невольно думаешь: уж не от китайского ли правительства получает содержание наша... таможня?»5. Сколько же экономических и политических убытков понесла Россия из-за своего ухода из Монголии и с каким огромным трудом ей суждено туда обратно возвращаться!
 

На этом фоне абсурдным выглядит лоббирование проекта строительства прямой автомобильной дороги из России в Китай через пятидесятичетырехкилометровый участок границы в районе плоскогорья Укок и китайского перевала Канас. Это фактически будет означать прямое и окончательное предательство Монголии, снижение значения Чуйского тракта и исключение нашего традиционного союзника из орбиты влияния России. Сами монголы расценивают проект этого строительства именно так. Их можно понять, поскольку выход России в Китай через реконструкцию Чуйского тракта и дороги Западной Монголии намного дешевле и безопаснее, а также беспроигрышен в геополитическом отношении. Он выгоден двум нашим странам, а при внимательном анализе и китайцам, со всех точек зрения, кроме, естественно, прямых интересов российских фирм — экспортеров нефти, газа, леса, минеральных удобрений и прочих возобновляемых и невозобновляемых природных ресурсов. Именно они и пытаются выдать свои корпоративные и частные интересы за общегосударственные. Эпоха «березовских» и «гусинских», увы, не закончилась. Она успешно продолжается.

Старый друг лучше новых двух

Сегодня всем здравомыслящим людям в России ясно, что надо срочно исправлять положение. Монголия— ключевой евразийский регион. Его богатства не приоткрылись еще и наполовину. Монголия нужна нам сегодня отнюдь не меньше, чем мы ей. Так, в свете кризиса современной техногенно-потребительской цивилизации6 особое значение приобретают экологически чистые биосферные и рекреационные ресурсы, чем так богата Западная Монголия: вода, воздух, минеральные источники, продукция животноводства, рыба. Совершенно исключительные перспективы открываются также для научного, культурного, экологического и образовательного туризма, особенно в связи с перспективой придания последнему трансграничного характера. Становится понятным также потенциал генофонда горных растений и животных, адаптированный к суровым условиям существования. Он оказывается востребованным в связи с общим кризисом растениеводства, животноводства и сомнительными перспективами генетически модифицированных продуктов питания, не говоря уж о тупиковости клонировании живых организмов. Если где-то и будут успешно развиваться биотехнологии, то на ресурсной основе девственно чистых территорий, подобных монгольскому Алтаю, при тщательной выверке всех возможных отрицательных последствий и при непременном условии сохранения в чистоте его элитного генофонда.
 

Большие перспективы открываются для всего Алтайского региона в свете Киотского протокола 1997 года о сокращении парниковых выбросов. В частности, особое значение может приобрести пункт о территориях биоразнообразия, в связи с которым возможен весьма значительный приток инвестиций в регион по линии «зеленых активов».
 

Словом, надо вновь повернуться лицом к нашему «младшему брату». Здесь нет никакой «имперскости», а есть традиционные и органичные евразийские связи между народами как условие стабильности всего евразийского пространства. Недаром один мудрый монгол сказал мне в беседе: «Не зазорно быть младшим братом у того, кто является честным и мудрым человеком». Что, с нашей точки зрения, надо бы сделать здесь в первую очередь?
 

Во-первых, необходимо, чтобы русские специалисты присутствовали в вузах и школах Монголии, а отечественные предприниматели — на ее рынках в полном согласии с верными рекомендациями купца Васенева. Весьма своевременным было бы государственное финансирование русских школ в городах Баян-Ульгии и в Ховде в качестве противовеса как турецкой, японской и китайской культурной экспансии, так и в плане долгосрочного фундирования русско-монгольского сотрудничества. Предварительные договоренности с региональными властями и с монгольским правительством по этой проблеме уже имеются.
 

Во-вторых, необходима организация консульских служб в Барнауле и Горно-Алтайске — с российской, а также в Баян-Ульгии и Ховде — с монгольской стороны. Важна также правильная льготная таможенная политика со стороны России. Надо учитывать особенности различных приграничных территорий. То, что хорошо на российско-венгерской или российско-финской границе, совсем плохо на российско-монгольской. Всех под одну гребенку стрижет только бездарный и жадный парикмахер.
 

В-третьих, необходим постоянный научный и культурный обмен между интеллигенцией России и Монголии, особенно на уровне творческих союзов, академических вузов и научных учреждений.
 

В-четвертых, важно российское участие в строительстве так называемой монгольской «Дороги тысячелетия», которая должна связать Восточную Монголию с Западной с последующим выходом на российский пограничный пункт Ташанту, а также на Китай через перевалы Монгольского Алтая. Таким образом, Россия может получить желаемый выход в Китай через территорию Монголии.
 

В-пятых, настоятельно необходима активизация работ по включению части территорий Монгольского Алтая в список культурного наследия ЮНЕСКО. Особенно перспективно расширение номинации «Алтай – Золотые горы» в районе священного для всех центральноазиатских народов горного массива Табын–Богдо–Ула (буквально «Пять священных вершин»), значительная часть которого расположена на территории Монголии.
 

Большие надежды на укрепление монголо-российского сотрудничества дают события последних двух лет — в частности, решение о создании в сентябре 2002 года Международного координационного совета «Наш общий дом Алтай» при законодательных органах сопредельных территорий четырех стран (Алтайского края и Республики Алтай со стороны России, Баян-Ульгийского и Ховдского аймаков Монголии, Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР, Восточно-Казахстанской области). Его первое рабочее заседание состоялось в столице Алтайского края в городе Барнауле в апреле 2003 года, где была принята программа конкретных действий. В частности, под эгидой Международного координационного совета в Горном Алтае, в поселке Чемал, уже успешно прошла в июне–июле 2003 года первая Международная летняя школа студентов Алтайского региона, объединившая студентов и преподавателей из крупнейших университетских центров России, Казахстана и Монголии. Издается научно-общественный альманах «Алтайский вестник» на русском и английском языках, официально признанный в качестве печатного органа Международного координационного совета.
 

Отрадным фактором является также активно крепнущее и взаимно обогащающее сотрудничество государственных органов, научных учреждений и общественных организаций сопредельных территорий Большого Алтая, которое основано на ясном понимании необходимости обеспечения общей экологической безопасности, сохранении и преумножении культурных богатств региона. Словом, есть вполне ясная перспектива развития российско-монгольских отношений, столь значимых для консолидации всего евразийского геополитического пространства и сопротивления тупиковым линиям современной «глобализации».
 

Оригинал статьи //www.moskvam.ru/2004/02/ivanov.htm