История русской торговли в Монголии.

ИСТОРИЯ МОНГОЛИИ

РУССКИЕ В МОНГОЛИИ

Организация русской торговли в Монголии
во второй половине XIX —начале XX вв.

При изучении истории русской торговли в Монголии большой интерес представляют вопросы ее организации. В данном случае под организацией понимается система согласуемого порядка, складывавшаяся в процессе русско-монгольского товарообмена, в соответствии с которой формировался механизм функционирования, способы, принципы и нормы адекватные экономическому поведению его участников. Исследование форм и типов торговых предприятий, организации торговых сделок, отношений между предпринимателя ми, степени их подготовленности к деятельности в условиях Монголии и т.д., позволяет более квалифицированно судить о ведущих тенденциях русско-монгольских торгово-экономических отношений, их результатах и исторических последствиях для обеих стран.
 

Ведение торговых дел русскими предпринимателями в Монголии имело свою специфику, которая определялась рядом факторов, обусловленных характером социально-политического строя и хозяйственной жизни местного населения. В рассматриваемый период Монголия являлась внутренней колонией Цинской империи или, по выражению одного из китайских чиновников, — «китайской Сибирью»(1). Цинская администрация управляла монголами на основе законов и установлений, разработанных еще в конце XVII в. специально для Халхи, которые с последующими дополнениями были оформлены в виде кодекса законодательных актов под названием «Уложение Китайской палаты внешних сношений»(2). Непосредственный контроль над Монголией осуществляли маньчжурские наместники — амбани и цзяньцзюни, находившиеся в Урге, Улясутае и Кобдо. У них были монгольские заместители по военным и гражданским делам.
 

До середины XIX в. пекинское правительство проводило политику изоляции Монголии от внешнего влияния, причем это относилось как к иностранным подданным, так и к китайцам. Китайским торговцам запрещалось приезжать в Монголию без специального разрешения и оставаться там дольше положенного срока. Торговые отношения с Россией разрешалось вести только в определенных районах приграничной полосы и они строго регламентировались китайскими властями.
 

Политика изоляции способствовала консервации патриархальных социально-политических отношений и сохранению архаичной, моноотраслевой структуры монгольской экономики. Основной и, посути, единственной отраслью хозяйства являлось экстенсивное кочевое скотоводство, носившее натуральный характер. Поскольку «все основные экономические процессы в скотоводческом обществе осуществлялись в рамках отдельных домохозяйств»(3), это в значительной степени ограничивало его возможности для внутреннего роста и способствовало его консервативной устойчивости, переходящей в застойность(4).
 

Другим фактором, оказывавшим большое влияние на методы хозяйствования и экономическое поведение жителей Монголии, являлся их мировоззренческий стереотип, установки сознания, в основе которых лежала буддийская религия в форме ламаизма5. По оценке профессора A.M. Позднеева, буддизм руководил «не только всеми деяниями, но и суждениями, и намерениями монголов»6. Являясь мироотвергающей религией, буддизм выработал собственные хозяйственно-этические представления, которые в значительной степени отличались от христианских. Буддийский практицизм основывался на идеале срединности — избегании крайностей и чрезмерности. Умеренное благосостояние, отсутствие привязанности к собственности, страстной жажды богатства и азарта конкурентной борьбы, а также избегание нищеты, заставляющей сосредоточивать все силы на пропитании — все это входит в буддийское понятие «срединного пути»7.
 

Эти особенности буддизма привели в свое время М. Вебера к выводам о невозможности возникновения на Востоке капиталистического мировоззрения и соответствующего хозяйственного по ведения8. Многие современные исследователи буддизма также подчеркивают, что его теоретические постулаты фиксируют «архаический тип мышления»9, а некоторые полагают, что в буддийских ценностях вообще отсутствуют модернизирующие элементы, которые содержатся в христианстве10. Как считает В.А. Зарин, здесь «…не осуществлялось целенаправленной технической и экономической политики роста, которая бы свидетельствовала об автономном зарождении капиталистического уклада или способствовала его имитации»11.
 

До контактов с европейцами восточные общества осуществляли редистрибутивный тип хозяйства, доминантой которого являлась идея пропитания. Тип и масштабы такого хозяйства определялись, говоря словами В. Зомбарта, «... формой и размером потребности, считающейся твердо данной. Вся цель хозяйствования есть удовлетворение этой потребности. Хозяйство подчиняется... принципу покрытия потребностей»12.
 

Подобный тип хозяйства М. Вебер называл «традиционалистским», подчеркивая, что в его основе «…лежало стремление сохранить традиционный образ жизни, традиционную прибыль, традиционный рабочий день, традиционное ведение дел…»13. Такая стратегия бытия, в свою очередь, создавала соответствующий ей культурный субъект — архаического человека, ориентированного на самые примитивные формы хозяйства и их постоянное воспроизводство.
 

В монгольской экономике внутренние стимулы для товарообмена были выражены слабо, и характер торговых сделок здесь значительно отличался от целей и приемов «цивилизованной» торговли. Жившие в условиях натурального хозяйства монголы, вполне могли обойтись без привозных товаров и это являлось серьезным препятствием для внедрения в их экономический был не только «европейских», но и любых других форм торговли, даже самых примитивных. «Небольшой спрос на какие бы то ни было товары обусловливается, простотой жизни и несложностью потребностей номада, — писал сотрудник Российской миссии в Пекине А.С. Вахович. — Ему не нужно не только никаких предметов роскоши, но даже и того, что у нас считается необходимым. Питаться он привык мясом, чаем и молоком, которые имеет в изобилии, живет в войлочной передвижной юрте, следовательно никакой обстановки ему не нужно, одевается весьма просто. Может купить какой-нибудь материи на халат — купит, требуя лишь от материала дешевизны и прочности; не в состоянии купить — ходит в овчинном тулупе собственного изделия»14.
 

В результате подписания Тяньцзиньского (1858) и Пекинского (1860) договоров между Россией и Китаем монгольская экономика получила серьезный толчок извне, который стимулировал развитие товарно-денежных отношений и способствовал вовлечению изолированного хозяйства региона в орбиту международных хозяйственных связей. С одной стороны, в Монголию стали поступать товары западноевропейского и российского производства, а с другой продукция монгольского хозяйства (шерсть, пушнина, скот) получила выход на мировой рынок. Поскольку западноевропейский капитал проникал в Монголию опосредованно, через китайских коммерсантов, русские торговцы являлись в Монголии практически единственными представителями иностранного капитала и носителями «цивилизованных» форм торговли.
 

В исторической литературе вопрос организации русской торговли не стал предметом специального изучения, хотя некоторые его аспекты затрагивались в ряде работ дореволюционных и советских авторов. Характеризуя способы ведения дела русских предпринимателей в Монголии, большинство современников и исследователей подчеркивали их архаичность и несоответствие принципам «цивилизованной» торговли. «У местного русского купечества, — писал агент Министерства торговли и промышленности в Урге А.П. Болобан, — в громадном большинстве случаев отсутствуют даже правильные торговые принципы, оно торгует по старинке, по методам своих отцов»15. И. Майский, напротив, полагал, что русские предприниматели в Монголии попали под влияние давно существующей китайской торговли и стали «...рабски копировать ее в методах, приемах и формах организации»16.
 

Однако более внимательные наблюдатели не спешили осуждать русских коммерсантов за «некультурность» и отсутствие «правильных торговых принципов». Так, А.С. Вахович считал, что существовавшая организация дела «вызывается многими, почти неустранимыми причинами»17. Управляющий Ургинским консульством. Кузьминский в отчете за 1906 г., анализируя приемы и методы русской торговли, писал, что «самый опытный европейский коммерсант даже при риске большими капиталами не в силах изменить местных условий, быстро разоряясь в случае неумения приспособиться... Если торговля в таких центрах Монголии, как Урга, приближается к европейской, — отмечал он, — то торговля по хошунам не имеет ничего с ней общего»18.
 

Факты свидетельствуют, что многие крупные фирмы, попадая в Монголию, быстро отказывались от «цивилизованных» методов ведения дел, хотя во главе их стояли опытные предприниматели, прекрасно владевшие «европейскими» приемами торговли. Те, кто не сумел приспособиться к реалиям местного хозяйства, терпели убытки и уходили с монгольского рынка. Так, например, отделения Русско-китайского банка за 9 лет своей деятельности получили убыток 500 тыс. руб. и были вынуждены прекратить кредитные операции в Монголии19. По мнению М.И. Боголепова и М.Н. Соболева, причина этого заключалась в «полной несогласованности действующего банковского устава с условиями и особенностями русско-монгольского торга» (20). В дальнейшем русские банки не решались развернуть свою деятельность в Монголии «…ввиду невозможности осуществить там, по местным условиям банкирские операции по одной из принятых для этих операций форме»21.
 

В первые годы после подписания Пекинского договора русская торговля осуществлялась преимущественно караванным способом. В 1861 г. из Кяхты в Монголию был отправлен 21 караван, в 1862 г. — 65. В 1863 г. прошел первый караван через границу Енисейской губернии, в 1869 г. 11 караванов прошло через Тунку22. В 1870 г. в северо-западную Монголию были отправлены караваны из Семипалатинска и Бийска в сопровождении кульджинского консула К. Павлинова23.
 

Одновременно с этим за границей стали открываться и постоянные торговые заведения. Первые русские лавки были открыты в Урге в 1861 г. одновременно с учреждением консульства, а в начале 70 х гг. их насчитывалось уже 724. Отличительной особенностью русской торговли в Урге было то, что большинство купцов занимались отправкой чайных грузов из Калгана в Кяхту и лишь некоторые предприниматели направляли своих служащих в хошуны для обмена промышленных изделий на сырье, причем район их действия и размеры торговых операций были небольшими. Ургинский консул в своем отчете за 1888 г. писал, что «меньше всего увеличивается торговля русских купцов в Урге», и указывал, что за 20 лет существования ее объемы практически не возросли25.
 

В Урянхайском крае особенности организации торговли заключались в том, что для русских она играла подчиненную роль по сравнению с другими хозяйственными занятиями. Как отмечал начальник Усинского пограничного округа штабс-капитан А.Х. Чакиров, «все русские без исключения занимаются сельским хозяйством, скотоводством, коневодством, мараловодством и торговлей. Кроме того, в Урянхае... разрабатываются золотые прииски Н.М. Черневича, Г.П. Сафьянова и К°, Губанова и К°, Чирковой и Кузнецова»26.
 

Свою специфику имела русская торговля в северо-западных областях Монголии – Кобдинском и Улясутайском округах. Основателями и главными участниками ее были бийские купцы, ввозившие товары по Чуйскому торговому пути, так называемые купцычуйцы. В 1876 г. постоянную торговлю в Кобдо вели 4 купца27, в Улясутае в 1879 г. насчитывалось 9 русских лавок28.
 

В 60х80х гг. XIX в. наиболее крупными среди них были фирмы И.П. Котельникова, Г.Г. Бодунова и братьев В.А. и М.В. Гилевых, которые помимо реализации российских товаров и скупки сырья занимались кредитованием мелких предпринимателей. Особенностью организации дела здесь было то, что хозяева фирм приезжали в Монголию только в летние месяцы, а в остальное время года торговля отдавалась «на полный произвол приказчика безо всякого над ним контроля» (29). Весной, по приезду из России хозяев, в лавках производился учет, который заключался в том, что «лавка запирается, сваливается с полок весь товар и начинается счет имеющемуся налицо имуществу». Поскольку торговые фактуры отсутствовали, главным документом при учете являлись книги приказчиков, в которых они записывали отпуск товаров в долг и сведения о приемке сырья. Эти записи велись в произвольной форме и нередко в выручке обнаруживалась недостача. «Приказчик в большинстве случаев не умеет даже самому себе объяснить откуда взялся этот недочет, — писал А.С. Вахович, — оправдываясь неизменным «а Бог его знает»30.
 

Наем на работу осуществлялся на основе устного договора, без оформления каких-либо письменных условий или контрактов. Письменные договоры составляли большую редкость и стали заключаться лишь в конце ХIХ — начале XX в. В частности, нам удалось обнаружить договор, заключенный на 1 год между бийским купцом 2й гильдии И.Г. Игнатьевым и его приказчиком И.Г. Брюхановым, датируемый 1899 годом. В соответствии с этим документом, месячное жалованье И.Г. Брюханова составляло 25 руб. «при своем содержании» и выдавался задаток в 150 руб. Кроме того, приказчику предписывалось аккуратно вести торговые книги и запрещалось производить торговлю с местным населением от своего имени31.
 

Такая организация торговли порождала множество злоупотреблений как со стороны хозяев, так и со стороны их служащих. Регулярного жалованья приказчики не получали, расчет производился лишь тогда, когда они отходили от хозяев. Не зная размера своего заработка, служащие стремились обеспечить свое содержание за счет хозяйского кармана, а купцы при расчетах удерживали значительные суммы из жалования последних. «Некоторые даже хозяева, — сообщал А.С. Вахович, — и слывут тем, что никогда ничего не платят своим служащим при расчете с ними»32.
 

Отсутствие в торговых предприятиях русских купцов правильно поставленного делопроизводства и бухгалтерии, а также юридическая неопределенность в отношениях между хозяевами и служащими свидетельствует о традиционном, в лучшем случае раннекапиталистическом характере организации русской торговли в Монголии в исследуемый период. Классики теории предпринимательства В. Зомбарт и М. Вебер неоднократно подчеркивали, что в основе капиталистического предпринимательства лежат принципы рациональности и калькуляции33. Здесь же, по свидетельству А.М. Позднеева, сами купцы «…никогда не могут дать себе точного отчета в своих операциях… Из всех ведущих свое дело в Монголии… только один торгующий в Улясутае бийский купец В.Д. Васенев ведет полный дневной журнал своей торговли и делает месячный свод проданного и выручки, из остальных же ни один торговец не делает этого»34.
 

Негативную роль в плане организации торговли играло запрещение российским подданным возводить в Монголии постоянные лавки, складские и жилые помещения. В соответствии с русско-китайскими договорами они могли иметь недвижимость только в тех населенных пунктах, где имелись российские консульства. В ст. XIII «Правил для сухопутной торговли» 1869 г. говорилось: «В местах, где Российское правительство будет иметь право учреждать консульства, а равно и в городе Калгане, русские подданные могут строить собственные дома, лавки, амбары и другие здания на участках, которые приобретаются ими, или же отводятся им местными властями...»35. Аналогичные положения содержались в С.Петербургском договоре 1881 г. «Люди ведут торговлю в Монголии десятки лет, живут там почти безвыездно, многие с семьями, — писал троицкосавский ветеринарный врач А.П. Свечников, — и не имеют других жилищ, кроме юрт или китайских фанз, и это не какие нибудь бедняки, а люди со средствами, ведущие дела на десятки тысяч в год»36.
 

Данное обстоятельство оказывало отрицательное влияние на инфраструктуру и размеры русской торговли и, по выражению Г.Н. Потанина, тормозило внедрение в Монголии «комфорта европейской жизни»37. Супруга Г.Н. Потанина — Александра Викторовна, во время пребывания в Кобдо в 1876 г. по этому поводу писала в своем дневнике: «Ознакомление монголов с удобствами, которыми уже пользуется русское население соседней России, замедляется тем, что русские купцы, по договору с Китаем лишены права заводить собственную оседлость в Монголии. Об этом давно уже хлопочут как русские купцы, так и наши консульства, но ни в Хобдо, ни в Улясутае еще этого права не добились, а заводить улучшения в чужом доме рискованно»38.
 

Разумеется, русские торговцы стремились разными способами обойти это запрещение. По сообщению русского консула в Урге Я.П. Шишмарева, в районе озера Косогол (Хубсугул) «торговцы поставили сначала юрты, обнеся их забором из толстого дерева, на следующий год во дворах пригородили небольшие дворики, тоже из толстого дерева, из которых устроили теплые помещения с печами, окнами, а затем стали строить и дома»39. Окончательно вопрос о праве русских подданных возводить в Монголии постоянные постройки был решен после подписания русско-монгольского соглашения 1912 г.
 

Часть своих служащих купцы направляли в так называемую разъездную торговлю. Получив от хозяина товар, приказчик открывал торговлю возле монастырей, в ставках монгольских князей или на пересечении дорог. От профессиональных навыков и добросовестно сти служащих и приказчиков, непосредственно осуществлявших торговые операции в монгольских хошунах, во многом зависели благосостояние и эффективная деятельность русских торговых фирм. Г.Е. Грумм Гржимайло писал, что приказчик в Монголии, кроме знания языка и местных обычаев, должен был иметь «гибкий и ровный характер, так как порученное ему дело только тогда может пойти успешно, когда кроме торговой сметливости, он обнаружит и способность наладить добрые отношения с народом и туземной властью»40.
 

Насколько важны были для организации торгового дела в Монголии указанные качества приказчиков, можно судить по описанию операции закупки шерсти, которая являлась важнейшей статьей русского импорта. «Соответствующий и правильный подбор людей ...имеет огромное значение и служит залогом успеха той или иной закупки, — говорилось в этом документе. — …Закупщик должен обладать еще необходимыми и крайне ценными для успеха экспедиции знакомствами со всеми хошунами и аймаками, чиновниками и ламами монастырей и другими монголами, или служебным или моральным авторитетом. Это деловое знакомство в Монголии имеет огромное значение не только в смысле известного поручительства за обычно выдаваемые «на слово» задатки на сырье и шерсть, но и как показатель солидности фирмы. Солидность эта обусловливается тем, что раз в караване находятся известные Монголии люди, пользующиеся доверием монголов по прежней работе, то такая фирма может свободно рассчитывать на всевозможные льготы и преимущества в пошлинных обрядностях, ценах, сдачах «на слово», сроках и т.п. привилегиях перед новыми в Монголии людьми»41.
 

В условиях конкуренции среди скупщиков указанные обстоятельства играли решающую роль в обеспечении торговых предприятий нужным им сырьем. «... Опытный закупщик, — подчеркивалось в описании, — пользующийся добрым именем и многолетним знакомством в Монголии, сможет оставить за собой на пониженных ценах несравненно больше сырья, чем его денежный, но незнакомый монголам конкурент»42.
 

Именно в этом смысле М.И. Боголепов и М.Н. Соболев писали в своем исследовании, что «приказчиков, мало-мальски удовлетворяющих требованиям русских купцов, находят с большим трудом, дают им повышенное жалование, содержание их ничем не отличает ся от самих купцов; часто у них общий стол. Иногда приказчики получают и одежду. Все это, конечно ложиться лишним бременем на административный бюджет торговой фирмы»43.
 

В этих условиях более предпочтительной категорией служащих были те, кто начинал свою карьеру в качестве «торговых мальчиков» в возрасте 12–14 лет. А.П. Свечников, описывая русскую торговую колонию в Улясутае, сообщал, что «русские поступают сюда еще мальчиками, торгуют сначала в Улясутае в лавках, изучают здесь монгольский язык. Затем с годами, хозяева выбирают из них более способных и отправляют с товаром куда-нибудь в хошун как приказчика»44.
 

Об этой системе подготовки персонала подробно рассказывал профессору A.M. Позднееву приказчик бийского купца Г.Г. Бодунова — Ф.И. Минин, который прошел все ступени «школы» русскомонгольской торговли. Он поступил на работу к Бодунову в 15 лет, когда еще учился в школе. Сначала он находился при отделении фирмы в Кош Агаче, затем в Кобдо, «...исполняя черные работы и состоя «на побегушках» у хозяина и каждого из старших приказчиков». После окончания школы хозяин стал посылать его в «разъездную торговлю», затем в течение 2 лет он состоял в должности второго приказчика в кобдинской лавке. После этого купец посчитал, что Ф.И. Минин и овладел нужной квалификацией и отправил его заведовать отделением фирмы в Улясутай (45). Такой же путь прошли многие бийские торговцы, в том числе такие крупные предприниматели как Н.И. Ассанов, А.Д. Васенев и т.д.(46)
 

В отличие от практики европейской торговли, которая не исключала участия служащих в прибылях фирмы, русские предприниматели в Монголии этого не делали, но зато они оказывали содействие приказчикам в открытии собственного дела, отпуская в кредит то вары и принимая от них скупленное сырье. Здесь сложилась свое образная система патроната крупных фирм над мелкими самостоятельными торговцами. По установившемуся порядку каждая мелкая или средняя фирма получала денежные, а чаще товарные кредиты от крупных предпринимателей, выступая в роли своеобразного «младшего партнера» в процессе экспорта российских товаров в Монголию и вывозу оттуда местного сырья.
 

Содействие со стороны крупных купцов процессу образования самостоятельных торговых предприятий не являлась актом благотворительности. Причина заключалась в том, что мелкие торговцы, не обладая капиталами, не имели возможности выходить на такие крупные рынки как Ирбитская или Нижегородская ярмарки, и поневоле были вынуждены обращаться к купцам-оптовикам за кредитом и им же сдавать скупленное сырье. Благодаря этому, крупные фирмы получали возможность сократить издержки на со держание собственного торгового аппарата при сохранении, а то и увеличении объемов получаемой прибыли.
 

По данным A.M. Позднеева, в 1892 г. в Кобдинском округе работали 23 самостоятельные русские фирмы из Бийска. Из них на Ирбитскую ярмарку сырье вывозили только предприятия купцов 2й гильдии И.П. Котельникова, Г.Г. Бодунова и Я.Е. Мокина. Все остальные торговцы в той или иной степени считались клиентами указанных предпринимателей (И.К. Никифоров, П.Е. Щепкин, Н.Ф. Романов, П.И. Еремин, П.М. Захаров, Н.Е. Булгаков) или кредитовались у бийских купцов, которые самостоятельных дел в Монголии не вели. К таким относились, например, купцы 2й гильдии Фирсовы, В.Н. Осипов, М.С. Сычев, которые являлись крупными торговцами мануфактурным и галантерейным товаром, железоскобяными изделиями в Бийске и Бийском округе, а также снабжали этими товарами «чуйцев», принимая в оплату за такой товарный кредит монгольское сырье, пушнину и пр. Так, клиентами В.Н. Осипова были С.К. Брезгин, Н.Б. Калгаманов, Р.И. Кузнецов, купцов Фирсовых — А.Я. Мальцев, М.С. Сычева — М.И. Чуманов, И.В. Каргаполов и т.д.47
 

Увеличение численности предпринимателей оказало значительное влияние на ход и организацию русского торгового дела изменив, по выражению A.M. Позднеева, «...капитальным образом... весь строй здешней торговли, как в городе, так и в хошунах»48. Эти перемены касались коммерческой стратегии, обусловленной целями, которые преследовали крупные фирмы, с одной стороны, и мелкие предприниматели — с другой.
 

Крупные купцы, занимавшие доминирующее положение на монгольском рынке, к концу XIX в. основное внимание сосредоточили на вывозе местного сырья, прежде всего овечьей и верблюжьей шерсти. Ввод в действие западносибирского участка Сибирской железной дороги понизил транспортные расходы и сделал вывоз малоценных сырьевых продуктов выгодной операцией. Кроме того, многие предприниматели стали практиковать скупку шерсти, пушнины и других продуктов на наличные деньги и серебро, что подорвало монополию прежней меновой торговли. Стимулом такой системы торговли послужило появление в Монголии крупных торговых фирм из Сибири (А.В. Колмакова) и Европейской России (Бидермана, Гутбецаля, Стукен и К°), которые покупали монгольское сырье исключительно на наличные.
 

Но полностью отказаться от меновой торговли в Монголии было невозможно в силу преобладания здесь натурального хозяйства и патриархального экономического поведения ее жителей. Поэтому крупные предприниматели, по-прежнему должны были иметь большие товарные запасы, включающие прежде всего предметы потребления скотоводов (хлопчатобумажные и шерстяные ткани, железные и чугунные изделия, выделанную кожу и пр.) Однако теперь крупные фирмы предпочитали вести оптовую торговлю, выдавая товарные кредиты средним и мелким предпринимателям, которые занимались розничной продажей русских товаров, непосредственно доводя промышленные изделия до монгольского потребителя. В то же время крупные купцы полностью не прекращали и розничную торговлю, но теперь их лавки располагались только в городах или предместьях крупных монгольских монастырей. Торговля в степи полностью перешла в руки средних и мелких коммерсантов.
 

Такого рода специализация имела ощутимые последствия для продавцов и покупателей, а также изменила характер взаимоотношений в среде самих предпринимателей. Бывший управляющий монгольскими отделениями Русско-Китайского банка Н.Ф. Степанов писал, что средние и мелкие торговцы, «понимая отлично, что успех их торговли зависит в значительной мере от их отношений к монголам, ...старались расположить в свою пользу последних и результатом их усилий явились самые дружеские отношения со стороны населения, как мне приходилось наблюдать во всех местах где я проезжал». Именно эта категория русских предпринимателей, по его мнению, являлась «наиболее деятельными распространителями русских товаров в Монголии»49.
 

Активная деятельность мелких коммерсантов объективно приводила к общему снижению цен на привозимые фабричные изделия. A.M. Позднеев, указывая на этот факт, писал: «Привезти взятые в долг товары и выжидать на них соответственно намерениям высокую цену, для них оказалось невозможно, ибо своей торговлей они должны были не только обеспечить себе содержание, но еще оправдать свои кредиты. Прямым последствием этой необходимости была решимость довольствоваться меньшим процентом, а, следовательно, понижением цены на русский товар. А раз состоялось такое понижение в лавке мелкого торговца, то оно должно было перейти и на лавку крупного». Ученый сообщал, что в разговорах с ним купцы жаловались на то, что мелкие торговцы «сбивают для них цену на товар»50.
 

Однако отношения между крупными фирмами и мелкими коммерсантами, естественно, складывались не в пользу последних. Являясь монополистами по доставке товаров из России, купцы-оптовики менее всего были озабочены его ассортиментом и качеством, поскольку для них оборот капитала завершался при сдаче привезенных изделий мелким торговцам. С.Ф. Степанов писал, что крупные фирмы И.Г. Игнатьева, Г.Г. Бодунова, П.В. Коршунова и другие «закупают товары в громадном большинстве случаев на Ирбитской ярмарке раз в год, причем имеют главной целью дешевизну товара, не обращая особенного внимания на его качество»51. Окончательная реализация ненужных потребителю или некачественных изделий, конечно же, представляла немалые трудности, и нередко мелкие торговцы, не имея свободных оборотных средств и не укладываясь в сроки расплаты за взятый кредит, были вынуждены реализовать свои то вары с убытком. Это вело либо к разорению торговца, либо превращало его в кабального должника купца-оптовика. В этом смысле вполне можно согласиться с выводом С.Ф. Степанова, писавшего, что «...самостоятельные хозяева» ...в действительности находятся в полном рабстве у указанных фирм»52.
 

Как правило, отношения по условиям кредитования между крупными фирмами и мелкими торговцами не оформлялись документально. Сделки осуществлялись на основе устной договоренности, но, как свидетельствуют источники, факты недобросовестности или нечестности при выполнении принятых обязательств были крайне редки. Нарушение договоренности наносило ущерб репутации торговца, поэтому предприниматели скорее были готовы поступиться дополни тельными прибылями, чем заработать дурную славу в торговом мире. Кроме того, невыполнение обязательств влекло за собой определенные санкции и негативно влияло на дальнейшую коммерческую деятельность нарушителя. Так, торговавший по свидетельству 2й гильдии бийский торговец В.А. Палкин кредитовался у И.П. Котельникова, а затем, посчитав условия такого кредита для себя невыгодными, стал сдавать скупленное сырье Г.Г. Бодунову. В результате, по свидетельству A.M. Позднеева, В.А. Палкин «...как не оправдавший доверие, в настоящем году не получил товаров ни от одного из них»53.
 

Так же на основе взаимного доверия строились отношения между русскими торговцами и покупателями монголами. Очень часто непроданные во время летнего сезона товары купцы оставляли на хранение местным жителям. «Целость товаров при этом ничем не гарантируется — сообщал A.M. Позднеев, — и всегда совершается на началах знакомства и дружбы, почему между русским купцом и кочевниками не заключается никаких условий и плата за склад и хранение ограничивается каким-нибудь ничтожным подарком»54.
 

В организационно-правовом отношении подавляющее большинство русских торговых фирм в Монголии представляли собой индивидуальные частные предприятия. Условия Монголии, особенно в первые десятилетия после разрешения свободной торговли за границей, позволяли начинать дело с минимальным капиталом, которое не требовало сложного делопроизводства, а беспошлинный режим не предполагал твердо установленных форм отчетности. Эти обстоятельства являлись важной причиной для выбора формы организации капитала. Преобладание индивидуально-частновладельческих предприятий также были обусловлены возможностью хозяина быть без раздельным руководителем дела, распорядителем всех имеющихся средств и владельцем всего получаемого дохода.
 

Но у такой организации были серьезные недостатки, касающиеся стабильности его существования. Здесь, говоря словами известного российского предпринимателя В.П. Рябушинского, все, или почти все зависело от «личной годности» его владельца (55). Кроме того, возможности расширения фирмы за счет привлечения заемных средств были значительно затруднены, поскольку банковские учреждения, сомневаясь в кредитоспособности таких клиентов, требовали дополнительных гарантий обеспечения ссуд. Особенно проблематичным было получение банковского кредита мелкими и средними торговцами, поскольку, по словам управляющего отделениями Русско-китайского банка в Монголии, «с банковской точки зрения, гораздо безопаснее кредитовать крупных коммерсантов, так как в этом случае риск неплатежа ссуд несравненно меньше»(56).
 

Ассоциированная форма организации русского капитала в Монголии была представлена торговыми домами (товариществами полными и на вере). По сравнению с индивидуальным частновладельческим предприятием, они обладали рядом преимуществ. Для них, как и для единоличных хозяйств, была установлена сравнительно несложная процедура учреждения. Они регистрировались в местных органах управления, ограничивались уплатой одного налога со своего дохода, а товарищества, не входившие в разряд обязанных публичной отчетностью, могли вести такое делопроизводство, какое считали нужным, или вообще обходится без него (57).
 

Вместе с тем, товарищества, объединявшие нескольких лиц и капиталов, представляли собой более мощную экономическую единицу. Они обладали более широкими финансовыми возможностями, так как их капиталы, как правило, превосходили ресурсы индивидуального частного хозяйства. В связи с этим, товарищества имели преимущества в получении кредитов, что увеличивало их оборотные средства, а, следовательно, и масштабы коммерческих операций.
Процесс образования товариществ, действовавших в Монголии, относится в основном к началу XX в. До этого времени здесь действовали некоторые торговые дома, преимущественно в Урге, но основной сферой их деятельности была чайная торговля («Коковин и Басов, «Батуев и К°», «Братья Н. и П. Шулынгины»). Что касается предприятий занятых торговлей собственно с монголами, то в организационно-правовом отношении они являлись индивидуальными частными предприятиями.
 

Отмечая это обстоятельство, большинство современников и исследователей считали, что процесс образования торговых домов тормозился невежеством предпринимателей, неумением и нежеланием их вести дело сообща. Типичной в этом отношении была оценка И. Майского. «Мелкий кулак не только жаден, он сверх того еще крайне невежественен и в высшей степени индивидуалистичен, — писал он. — Чувства общественной солидарности в нем совершенно нет, дальновидность его не простирается дальше привычных интересов сегодняшнего дня58.
 

Нам представляется, что здесь мы сталкиваемся с попытками упрощения ситуации, сведению всех объяснений к корысти, некультурности и пр. Процесс становления более сложных форм организации капитала в Монголии, также как и в Сибири и Европейской России имел свою логику. «Чем выше был уровень развития промышленности и торговли в том или ином районе, — писал А.Н.Боханов, — тем выше была и степень ассоциирования капитала»59.
 

Во второй половине XIX в. насущной необходимости в организации торговых домов в монгольской торговле не было. Индивидуальные предприятия, преимущественно средние и мелкие, действовали в этот период достаточно успешно, конкурируя с китайцами. Однако проникновение на монгольский рынок в конце XIX — начале XX в. представителей английских и американских фирм, развернувших через китайских купцов широкие операции по скупке местного сырья, появление в Монголии крупных фирм из России, сокращение масштабов меновой торговли, — все это заставляло сибирских предпринимателей искать новые формы организации своего дела.
 

В начале XX в. в Халхе действовало 15–20 торговых домов, осуществлявших экспортно-импортные операции. Капиталы и размеры их коммерческой деятельности были неодинаковы. Здесь действовали компании общесибирского и даже российского масштаба, а рядом с ними вели торговлю небольшие торговые дома из городов приграничной полосы.
 

Одной из самых крупных и авторитетных фирм, действовавших в Монголии еще во второй половине XIX в. был торговый дом из г. Троицкосавска «Коковин и Басов», который первоначально занимался чайной торговлей, а затем развернул скупку местного сырья. Торговля в Монголии являлась лишь частью обширного дела фирмы, которая скупала пушнину в Якутии и Колымо-Чукотском районе, занималась золотопромышленностью и обработкой сырья (салотопенный, кожевенный, солеваренный и другие заводы), являлась владельцем пароходства. На всех предприятиях фирмы было занято 1500 чел. По оценкам исследователей, торговый дом «Коковин и Басов» относилась к числу крупнейших торговопромышленных предприятий Сибири60.
 

Фирма ввозила в Монголию крупные партии русских товаров (в 1912 г. — на 161,6 тыс. руб.), торговала китайскими изделиями, скупала у монголов значительные партии шерсти, пушнины и скота. Торговый дом имел свои отделения в Урге, Ванхуре, Цзаиншаби, где помимо торговых заведений были построены шерстомойки61.
 

Крупной фирмой, открывшей свои отделения в Урге и Улясутае в 1912 г. являлось «Русское экспортное товарищество», которое было основано в 1908 г. фабрикантами Московского промышленного района для экспорта русской мануфактуры в страны Ближнего и Среднего Востока62. В 1914 г. товарищество ввезло только в Улясутайский округ северозападной Монголии мануфактуры, скобяных товаров, сахара и свечей на 150,7 тыс. руб.63
 

Значительные партии овечьей и верблюжьей шерсти в Монголии закупала московская фирма Стукен и К°. Ее отделения и склады располагались в Урге, Улясутае, Цзаиншаби, а торговые агенты компании скупали по всей Монголии не менее 100 тыс. пудов шерсти в год (64).
 

В 1911 г. несколько отделений в северной и северо-западной Монголии было открыто торговым домом «А.В. Швецов и сыновья». Этот торговый дом был основан кяхтинским, а впоследствии московским купцом А.В. Швецовым. Объявленный капитал фирмы составлял 900 тыс. руб., хотя, по мнению исследователей, реально он был значительно больше. Основной сферой предпринимательства торгового дома была скупка пушнины в северо-восточных районах Сибири, но, кроме этого, Швецовы имели несколько хлопковых плантаций в Средней Азии, владели банкирской конторой в Москве, вели торговлю в Монголии65. В 1914 г. торговым домом было ввезено в Монголию товаров, серебра и наличных денег на 662 тыс. руб.66
 

Ряд торговых домов, действовавших преимущественно в северо-западной Монголии, был основан предпринимателями г. Бийска и Бийского уезда Томской губернии.
 

Самым ранним из них по времени образования являлся торговый дом «Русскомонгольское товарищество», учрежденный в июле 1904 г. известными купцами «чуйцами» Г.Г. Бодуновым, А.Д. Васеневым и П.А. Копыловым. Торговый дом представлял собой тип полного товарищества с основным капиталом 102,6 тыс. руб.67, но, по мнению исследователей, эта цифра была значительно занижена(68). Фирма действовала в Монголии весьма успешно, но вскоре прекратила свое существование. Причины ее ликвидации до конца невыяснены. И. Майский традиционно объяснял распад товарищества невежеством и отсутствием коммерческой дальновидности ее руководителей69. Автор очерка об А.Д. Васеневе, опубликованного в «Сибирском торговопромышленном ежегоднике», считал, что причина ликвидации торгового дома была связана с русско-японской войной70. Очевидно, свою роль сыграл донос, поступивший в податную инспекцию от бывшего бухгалтера товарищества А.С. Смирнова о занижении действительных оборотах и прибылях фирмы71. Так или иначе, но в 1907 г. «Русско-монгольское товарищество» было ликвидировано.
 

Другой торговой компанией, действовавшей в этом регионе, являлось полное товарищество «Г.Г. Бодунов с женой и сыновьями», образованное в 1910 г. с основным капиталом 200 тыс. руб. Это было семейное предприятие, в состав которого входил глава семьи Г.Г. Бодунов — один из основателей русской торговли в северо-западной Монголии, его жена Юлия Алексеевна, сын от первого брака — Андрей, и от второго брака — Алексей и Афанасий. Капитал торгового дома был разделен на 10 паев, из которых 6 принадлежало Г.Г. Бодунову и по 1 паю остальным членам семьи(72).
 

Другие торговые дома («Братья Корольковы», «Братья Ерины», «Братья А. и Н. Поповы», Наследники И.Г. Игнатьева») также основывались преимущественно как семейные предприятия в форме полных товариществ, которая предполагала солидарную ответственность по расходам и доходам. Некоторые из них впоследствии вкладывали капиталы в другие отрасли предпринимательства, преобразовывались в товарищества на вере или акционерные общества. Так основатели полного товарищества «Братья Корольковы в с. Верх Ануйском» впоследствии стали крупными сибирскими предпринимателями, совладельцами одной из крупчатых мельниц Новониколаевска, участниками монополистического объединения пароходчиков Барнаула и Новониколаевска — «Соединенной пароходной компании»(73).
 

Помимо индивидуальных частных предприятий и торговых домов, перед мировой войной в Монголии появился первый кооператив. В годовом отчете за 1914 г. агент Министерства промышленности и торговли А.П. Болобан сообщал, что в районе Уланкома «...создалось небольшое русскомонгольское товарищество, куда вошли пайщиками 5 дурбетских князей и 9 русских подданных. Во главе этого дела стоит опытный хошунный торговец Бурдуков» (74).
 

Имя Алексея Васильевича Бурдукова хорошо известно в научной литературе благодаря трудам иркутского исследователя Е.М. Даревской, опубликовавшей подробную биографию А.В. Бурдукова, его дневники и переписку(75). В письме востоковеду В.Л. Котвичу от 29 мая 1914 г. А.В. Бурдуков сообщал, что членами созданного кооператива стали монгольские князья Дамби Джамцан, Дзориктухан, Далайхан, Госайд и приказчики некоторых русских фирм. Им удалось выкупить у купца Я.Е. Мокина Хангельцикскую факторию, а торговый оборот кооператива планировался в 45–50 тыс. руб.(76)
 

Таким образом, русская торговля в Монголии в организационном отношении не являлась чем-то статичным, и в соответствии с меняющимися условиями, эволюционировала в сторону более совершенных приемов и способов ведения дела и форм организации капитала. Этот процесс был обусловлен как внешними, так и внутренними причинами (конкуренция, развитие товарноденежных отношений, стремление Внешней Монголии обрести независимость и т.д.), но был еще далек от завершения. Становление новейших форм организации капитала, совершенствование структуры российских торговых предприятий во многом определялось хозяйственным строем Монголии и докапиталистическим сознанием ее населения. Эти обстоятельства способствовали формированию некоторых черт, отличавших ведение дел русскими купцами как от европейских предпринимателей, так и китайских торговцев.

ПРИМЕЧАНИЕ

1. 1 Васенев А. Дневник, веденный по пути от Ланьчжоуфу и до Сианьфу и Ханьчжунфу и обратно (28 июля — 4 октября 1888 г.) // Записки ВСОРГО по общей географии. Т. 1. Вып. 1: Труды русских торговых людей в Монголии и Китае. Иркутск, 1890. С. 98.

2. Уложение Китайской палаты внешних сношений. Пер. с маньчжурск. С. Липовцева. Т. 1–2. СПб., 1828.

3. Крадин Н. Кочевничество в современных теориях исторического процесса // Время мира. Альманах. Вып. 2: Структуры истории / Под ред. Н.С. Розова. Новосибирск, 2001. С. 381.

4. Грайворонский В.В. От кочевого образа жизни к оседлости (на опыте МНР). М., 1979. С. 34.

5. Ламаизм — термин, введенный европейскими исследователями для обозначения той формы буддизма, которая первоначально развилась в Тибете, а затем распространилась в Монголию и на территорию Российской империи. См.: Основы буддийского мировоззрения (Индия, Китай) / В.И. Рудой, Е.П. Островская, А.Б. Островский и др. М., 1994. С. 219.

6. Позднеев A.M. Очерки быта буддийских монастырей в буддийского духовенства в Монголии в связи с отношениями сего последнего к народу. (Серия «Наше наследие») — Изд. репринтное. Элиста, 1993. С. Х.

7. Подробнее о хозяйственноэтических представлениях буддизма см.: Зарубина Н.Н. Социальнокультурные основы хозяйства и предпринимательства. 1998. С. 97–105.

8. Вебер М. История хозяйства. Город: / Пер. с нем. М. 2001. С. 322.

9. Основы буддийского мировоззрения (Индия, Китай) / В.И. Рудой, Е.П. Островская, А.Б. Островский и др. М., 1994. С. 61, 63.

10. См.: Старостина Ю.П. Современный буддизм и проблемы социально-экономического развития в Южной и ЮгоВосточной Азии. М., 1985. С. 25–52.

11. Зарин В.А. Запад и Восток в мировой истории XIV–XIX вв. (Западные концепции становления и развития мирового рынка). М., 1991. С. 223.

12. Зомбарт В. Буржуа: / Пер с нем. М., 1994. С. 14.

13.  Вебер М. Избранные произведения: / Пер с нем. М., 1990. С. 87.

14. Архив внешней политики Российской империи (далее — АВПРИ). Ф. Китайский стол. Д. 3212. Л. 181–181 об.

15. Болобан А.П. Монголия в ее современном торговопромышленном отношении. Пг., 1914. С. 135.

16. Майский И. Современная Монголия. Иркутск, 1921. С. 204.

17. АВПРИ. Ф. Китайский стол. Д. 3212. Л. 182.

18. Российский государственный исторический архив (далее — РГИА). Ф. 23. Оп. 25. Д. 87. Л. 57.

19. Там же. Ф. 560. Оп. 28. Д. 316. Л. 13.

20. Боголепов М.И., Соболев М.Н. Очерки русско-монгольской торговли. Томск, 1911. С. 226–227.

21. РГИА. Ф. 560. Оп. 28. Д. 316. Л. 18.

22. Единархова Н.Е. Русские купцы в Монголии // Восток. 1996. № 1. С. 77–78.

23. РГИА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 199. Л. 199–199 об.

24. Позднеев А. Города северной Монголии. СПб., 1880. С. 33.

25. АВПРИ. Ф. Китайский стол. Д. 576. Л. 52–52 об.

26. Государственный архив Иркутской области (далее — ГАИО). Ф. 25. Оп. 11. Д. 26. Л. 95 об.

27. Потанин Г.Н. Очерки северозападной Монголии. Вып. 1. СПб., 1881. С. 74.

28. Певцов М.В. Очерк путешествия по Монголии и северным провинциям Внутреннего Китая // Записки ЗСО РГО. Кн. V. Омск, 1883.

29. АВПРИ. Ф. Китайский стол. Д. 3212. Л. 187 об.

30. Там же. Л. 187.

31. Центр хранения архивного фонда Алтайского края (далее — ЦХАФ АК). Ф. 170. Оп. 1. Д. 85. Л. 335–335 об.

32. АВПРИ. Ф. Китайский стол. Д. 3212. Л. 187 об.

33. См.: Зомбарт В. Буржуа… С. 16: Вебер М. История хозяйства. Пер. с нем. М., 2001. С. 285.

34. ПФ ИВ РАН. Ф. 44. Оп. 1. Д. 138. Л. 3–3 об.

35. Сборник договоров России с Китаем. 1689–1881 гг. СПб., 1889. С. 233.

36. Свечников А.П. Русские в Монголии: наблюдения и выводы. (С приложением статей С.Ф. Степанова). СПб., 1912. С. 20.

37. Письма Г.Н. Потанина. Т. 3. Иркутск, 1989. С. 110

38. ГАИО. Ф. 779. Оп. 1. Д. 36. Л. 17–17 об. Русское консульство в Улясутае было открыто только в 1905, а в Кобдов 1911 г.

39. Русский консул в Монголии: Отчет Я.П. Шишмарева о 25летней деятельности Ургинского консульства. Иркутск, 2001. С. 57.

40. ГруммГржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. 3. Вып. 2. Л., 1930. С. 674.

41. ЦХАФ АК. Ф. 86. Оп. 1. Д. 7. Л. 93.

42. Там же. Л. 93 об.

43. Боголепов М.И., Соболев М.Н. Очерки русско-монгольской торговли… С. 284.

44. Свечников А.П. Русские в Монголии… С. 66.

45. ПФ ИВ РАН. Ф. 44. Оп. 1. Д. 139. Л. 23 об. 134

46. См.: Скубневский В.А., Старцев А.В., Гончаров Ю.М. Предприниматели Алтая. 1861–1917 гг.: Энциклопедия. Барнаул, 1996. С. 34–35, 41–42.

47. ПФ ИВ РАН. Ф. 44. Оп. 1. Д. 139. Л. 2 об.–5 об.

48. Там же. Л. 6.

49. Свечников А.П. Русские в Монголии… С. 76.

50. ПФ ИВ РАН. Ф. 44. Оп. 1. Д. 138. Л. 6–6 об.

51. Свечников А.П. Русские в Монголии… С. 78.

52. Там же. С. 77.

53. ПФ ИВ РАН. Ф. 44. Оп. 1. Д. 138. Л. 5 об.

54. Там же. Л. 4.

55. Рябушинский В.П. Купечество московское // Старообрядчество и русское религиозное чувство. М.Иерусалим, 1994. С. 165.

56. Свечников А.П. Русские в Монголии… С. 77.

57. Подробнее см.: Старцев А.В. Торговопромышленное законодательство и социальноправовой статус предпринимателей в России в XVIII —начале XX в. // Предприниматели и предпринимательство в Сибири (XVIII — начало XX вв.). Барнаул, 1995. С. 9–14.

58. Майский И. Современная Монголия… С. 205.

59. Боханов А.Н. Торговые дома в России. (Численность, структура, состав владельцев) // История СССР. 1990. № 4. С. 90.

60. Рабинович Г.Х., Солопий Л.А. Крупная буржуазия Забайкалья в конце ХIХ — начале XX вв. // Некоторые вопросы расстановки классовых сил накануне и в период Великой Октябрьской социалистической революции. Томск, 1976. С. 158–159.

61. Болобан А.П. Монголия в ее современном торговопромышленном отношении… С. 102, 108.

62. Златкин И.Я. Очерки новой и новейшей истории Монголии. М., 1957. С. 143. Более подробно о деятельности этой компании см.: Болобан А.П. Монголия в ее современном торговопромышленном отношении… С. 165–170; Бурдуков А.В. Сибирь и Монголия // Сибирские огни. Новосибирск, 1928. № 2. С. 150–151.

63. АВПРИ. Ф. Китайский стол. Д. 623. Л. 93.

64. Майский И. Современная Монголия… С. 206.

65. Сборник сведений о действующих в России торговых домах (товариществах полных и на вере). СПб., 1912. С. 324; Рабинович Г.Х. Крупная буржуазия и монополистический капитал в экономике Сибири конца ХIХ — начала XX вв. Томск, 1975. С. 240.

66. АВПРИ. Ф. Китайский стол. Д. 623. Л. 92.

67. ЦХАФ АК. Ф. 174. Оп. 1. Д. 418. Л. 19.

68. Рабинович Г.Х. Крупная буржуазия Забайкалья… С. 293.

69. Майский И. Современная Монголия… С. 205.

70. Сибирский торговопромышленный ежегодник. 1913. СПб., 1913. Отд. II. С. 75.

71. ЦХАФ АК. Ф. 192. Оп. 1. Д. 138. Л. 162–163 об.

72. Там же. Ф. 174. Оп. 1. Д. 418. Л. 44–45 об.

73. Там же Л. 83, 195; Скубневский В.А., Старцев А.В., Гончаров Ю.М. Предприниматели Алтая... С. 60.

74. АВПРИ. Ф. Урга. Консульство. Д. 21. Л. 41.

75. Бурдуков А.В. В старой и новой Монголии: Воспоминания, письма. М., 1969. 419 с. О Бурдукове Е.М. Даревская писала и в других своих работах, см.: Даревская Е.М. Алексей Васильевич Бурдуков. (О роли русских поселенцев в изучении Монголии) // Очерки по истории русского востоковедения. Сб. VI. М., 1963. С. 187–17; Она же. Сибирь и Монголия: Очерки русскомонгольских связей в конце XIX —начале XX веков. Иркутск, 1994. С. 240–255.

76. Бурдуков А.В. В старой и новой Монголии… С. 282–284.
     

А.В. Старцев. Алтайский государственный университет.
Оригинал статьи new.hist.asu.ru/biblio/V3/113-136.pdf (ссылка не действительна)

СМОТРИ ТАКЖЕ

• Русский след в Монголии. Александр НАУМОВ. Кандидат исторических наук.